На первом этаже, прямо в коридоре скорбного дома, висит бумажка, захватанная пальцами до нечитаемости. Угадывается какая-то сетка с фазами луны. На полнолунии написано размашисто слово «ухо». Видимо, писатель, стесняется быть более откровенным.

 

— И вы в это верите?! — студент выглядит донельзя возмущённым.

 

— Во что, батенька?

 

— Во влияние луны на состояние скорбных душою? Современная европейская психиатрия доказала полную предрассудочность влияния планет на людскую психику. Европейские светила...

 

— Европейские светила, — передразнивает доктор с неожиданно неприятной гримасой для лощёного лица с холёной бородкой. Пенсне падает с носа, трепыхается на снурке, — вы, молодой человек, поначалу попытайтесь угомонить эту ораву на полнолуние, а потом нотации мне про европейских светил читайте!

 

Студентик ничего не отвечает, лишь возмущённо пожимает плечьми да и выходит вон. Однако ж на выходе бросает через плечо:

— Предрассудки и невежество!

 

— Хлопает дверью, задрав нос. Дурень! Ему здесь работать, а он с ссоры начинает. Хотя, может и надо так? По молодому, задорно, с противоречий, — думает Иван Евстафьевич, глядя вслед студентику. По двору бессмысленно гребутся куры. Марфута — дворникова дочь подоткнув подол стирает что-то в корыте.

 

— Созрела девка, — некстати думает Иван Евстафьевич, глядя на жёлтые пряди в густо зелёной листве пыльных берёз у дороги. К городку тихо подкрадывается осень.

 

— Опять обострений будет тьма, — подпрыгивает другая, беспокойная мыслишка.